Эрнст Тельманн | Надежда на Сталина
В ночь с 17 на 18 августа 1944 года Эрнст Тельман был убит в концентрационном лагере Бухенвальд. Чудовищное решение было принято тремя днями ранее, 14 августа, на встрече Гиммлера и Гитлера в «Волчьем логове». В своей записной книжке «рейхсфюрер СС» и рейхсминистр внутренних дел отметил двенадцать пунктов, предрешивших судьбу видных противников и критиков режима. В списке значились имена бывшего посла Германии в Советском Союзе графа Вернера фон дер Шуленбурга, маршалов Гюнтера фон Клюге и Эрвина Роммеля, бывшего рейхсканцлера Йозефа Вирта, а также, в пункте 12, Тельман: «Подлежит казни».
*
В Архиве Президента Российской Федерации хранится в общей сложности 24 письма и другие документы Тельмана, которые Роза Тельман передала для пересылки в Москву во время одиннадцати визитов в советское посольство в Берлине с ноября 1939 по апрель 1941 года. Эти письма, в конечном счёте, предназначались Сталину и его помощнику Молотову, хотя в большинстве случаев адресат не указывался. Однако Сталина не интересовали проблемы, которые Тельман, его безоговорочно преданный сторонник, так отчаянно стремился донести до него. Он распорядился поместить письма Тельмана в архив под грифом «Совершенно секретно» и сделать доступными только членам Политбюро.
Более полувека тексты Тельмана хранились под замком. Только перемены в Советском Союзе, начавшиеся под лозунгами «гласности» и «перестройки» во второй половине 1980-х годов, открыли возможность извлечь их из архивов и тем самым спасти от забвения. В 1996 году тексты впервые были опубликованы на немецком языке. В том же году двадцать четыре произведения Тельмана были опубликованы на русском языке в журнале «Новая и новейшая история».
Не менее примечательны, чем сами тексты Тельмана, были и остаются обстоятельства, при которых они попали в Москву. Поскольку связь с зарубежным руководством КПГ была потеряна с начала 1939 года, и в течение нескольких месяцев не предпринималось никаких заметных попыток её восстановить, Роза Тельман не видела иного выхода, кроме как посетить советское посольство в Берлине, чтобы восстановить связь со своими товарищами. 8 ноября 1939 года Александр Шкварцев, советский посол в Берлине, сообщил, что в посольство пришла женщина, представившаяся женой Эрнста Тельмана. В телеграмме в Москву говорилось: «Женщина передала просьбу мужа узнать, беспокоит ли Москва его ещё. Она хотела передать личные письма Тельмана из тюрьмы в Москву, чтобы напомнить Москве о Тельмане».
Как и любой заключенный в подобной ситуации, Эрнст Тельман постоянно задавался вопросом, когда и как он сможет выйти на свободу. Вскоре после ареста он написал жене, что готов к более длительному заключению. «Нужно просто держаться». Вся его жизнь до этого момента была бурной и, вероятно, останется таковой до самой смерти.
С самого начала Тельман, арестованный 5 марта 1933 года, настаивал на ускоренном суде: он хотел прояснить свою ситуацию в ходе судебного разбирательства. Он считал оправдание, которого добился сам, как в случае с Георгием Димитровым на процессе по делу о поджоге Рейхстага в сентябре 1933 года, столь же возможным, как и кратковременное тюремное заключение. В длинном письме от конца сентября 1934 года, которое охранник извлек из тюрьмы, Тельман говорил о том, что ожидает максимального срока в три года, «возможно, даже просто тюрьмы» вместо каторжных работ. Его комментарий: «Я просто посижу на ягодицах». С другой стороны, он фантазировал о побеге в одиночку: «По-моему, отсюда можно было бы сбежать и ночью. Конечно, тот [охранник], который откроет [мою камеру], должен немедленно исчезнуть вместе со мной, чтобы его больше никто не видел. [...] Если мне удастся пробраться через двор и стену, это вполне возможно». Но для этого нужны нервы и люди. У меня они есть, есть ли у других, не знаю. Так что это безнадёжный случай! Возможно, позже. Я ещё молод и свеж, и мне хотелось бы снова использовать великие уроки и опыт, которые я здесь накопил и сберег, ради великой, могучей, непоколебимой веры трудящегося человечества.
Уже 28 марта 1933 года, примерно через три недели после ареста Тельмана, Ганс Киппенбергер получил от партийного руководства поручение назначить сотрудника своего военно-политического аппарата, который «занимался бы исключительно делами Тельмана». Первоначально задача заключалась лишь в установлении стабильной связи с Тельманом и его женой для обмена устной и письменной информацией. Но круг его обязанностей быстро расширился. Пока Тельман находился в тюрьме в берлинском полицейском управлении на Александерплац, сотрудники Киппенбергера изучали возможности проведения операции по его освобождению.
Конкретные планы побега Тельмана начали разрабатываться в середине 1934 года. К этому времени Тельман уже более года находился в следственном изоляторе Моабит. Франц Шуберт, глава Центрального управления контрразведки КПГ в Праге, сумел установить контакт с одним из тюремных охранников, находившихся в окружении Тельмана, через посредника: Эмиль Мориц, бывший социал-демократ, согласился сыграть ключевую роль в освобождении Тельмана в обоих смыслах этого слова. Он должен был использовать специально изготовленные дубликаты ключей, чтобы открыть дверь камеры Тельмана и все остальные двери на пути к выходу из тюрьмы. План побега разрабатывался и готовился в мельчайших деталях в течение недель и месяцев. Шуберт лично проверил все полицейские участки на пути побега на предмет выявления слабых мест. К началу января 1935 года все приготовления были завершены. Однако, несмотря на неоднократные запросы, ответа из Москвы поначалу не последовало. Лишь в начале марта 1935 года план был сурово запрещён к реализации. Аргумент о том, что безопасность всей операции не могла быть гарантирована из-за слишком большого числа людей, знавших о планах побега, не был убедительным.
Предположение о том, что освобождение Тельмана в тот момент, то есть в начале 1935 года, было принципиально нежелательно, противоречит тому факту, что в 1937 году, вероятно, была предпринята ещё одна серьёзная попытка освобождения Тельмана из следственного изолятора Моабит. Однако неизвестно, кто инициировал эту вторую попытку освобождения. Поэтому вполне вероятно, что это была «частная» операция, подготовленная без ведома руководства КПГ или московских властей. Эта вторая попытка, скорее всего, провалилась из-за ошибки тюремного надзирателя Эмиля Морица, который вновь согласился содействовать освобождению Тельмана: Мориц смазал замок камеры Тельмана маслом, чтобы снизить неизбежный шум при тайном открывании двери ночью. Однако Мориц оставил несколько масляных пятен, что вызвало подозрения у других сотрудников охраны. Первоначально Морица перевели в тюрьму, но затем в июне 1937 года арестовали и в октябре того же года приговорили к пятнадцати годам тюремного заключения. Предположительно, он покончил с собой на следующий день после оглашения приговора...
После более чем двух с половиной лет одиночного заключения, в течение которых он был полон решимости доказать свою непоколебимую стойкость как друзьям, так и врагам, Тельман пережил и моменты, когда безнадежность и даже отчаяние прорывались наружу. Поэтому он спросил товарищей: «Почему вы, такие мерзавцы, бросаете меня здесь? Даже несколько храбрецов способны совершить то, что можно было бы назвать чудом XX века. С каких это пор мы стали пацифистами и боимся стен и дворов варварской государственной власти?» Но тут же Тельман подумал: «Если высшая сила требует, чтобы мы терпели, хорошо, я подчиняюсь, пусть даже вынужденно и неохотно!»
В своих мемуарах, написанных в начале 1960-х годов, Вальтер Траутч, живший тогда в изгнании в Чехии под вымышленным именем, сообщал, что в начале января 1937 года Тельман высказал идею о том, что советское правительство могло бы добиться его освобождения путём обмена. Согласно дальнейшему сообщению в так называемом «Курьере Тельмана», он передал эту идею в Париж. Через несколько недель ему сообщили, что «Советский Союз считает предложение Тельмана неприемлемым, или, скорее, невозможным». Полтора года спустя, в августе 1938 года, Траутч сообщал, что Тельман вновь поднял вопрос об обмене во время визита к жене. И более того, у Тельмана были чёткие представления о том, как можно организовать обмен. Тельман указывал на напряжённую экономическую ситуацию в Германии, которая открывала возможности для экономического сближения с Советским Союзом. Советский Союз мог воспользоваться ситуацией «для получения различных уступок путём новых экономических переговоров». В этой связи он задался вопросом о возможности «просить его освобождения путём переговоров, связавшись с ведущими торговыми партнёрами и добиться этого тем или иным путём?» Но и этот вопрос остался без ответа. И дело было не в том, что несколько недель спустя курьер «Эдвин» был арестован, а связь с Тельманом потеряна.
Решение о том, предпримет ли советское правительство шаги к освобождению Тельмана, то есть вступит ли оно в переговоры об обмене, принимал исключительно Сталин. А Сталин, в чьих политических расчётах человеческая жизнь никогда не играла никакой роли, никогда не проявлял никакого интереса к помощи Тельману. Он не хотел, чтобы ему напоминали о том, что политика, проводимая Тельманом во главе КПГ по указке Москвы в годы, предшествовавшие роковому 30 января 1933 года, полностью провалилась, и не хотел терпеть, чтобы ещё один высокопоставленный коммунистический чиновник, наряду с Димитровым, «Лейпцигским львом», привлекал внимание, предназначенное исключительно для самого Сталина.
Но Тельман не хотел и не мог смириться с мыслью, что Сталин может не выступить за его освобождение. Германо-советское сближение, завершившееся подписанием Пакта о ненападении от 23 августа 1939 года и Договора о границе и дружбе от 28 сентября 1939 года, имело для Тельмана первостепенное значение во многих отношениях. Как и бесчисленные коммунисты по всему миру, Тельман был удивлён и растерян внезапным изменением советской внешней политики. Но он не позволял себе открыто выражать это удивление и замешательство. Тельман был уверен, что германо-советский договор сделает его скорое освобождение возможным. Уже 1 сентября 1939 года он с энтузиазмом писал: «Надеюсь, час моего освобождения скоро настанет. Я твёрдо убеждён, что дело Тельмана было поднято в ходе переговоров в Москве между Сталиным и Молотовым, с одной стороны, и Риббентропом и графом фон дер Шуленбургом, с другой. В какой степени с ним обошлись таким образом, что я могу рассчитывать на скорое освобождение, я не знаю, но моя надежда сегодня крепче, чем когда-либо».
Восемь недель спустя, 24 октября 1939 года, Тельман вновь обратился в Москву с письмом, тайно переданным из тюрьмы женой. Он вновь подтвердил свою «абсолютную убеждённость» в том, что «Сталин и Молотов где-то и как-то поднимали вопрос об освобождении политзаключённых, включая Тельмана». Но в 1939 году освобождению Тельмана помешало не состояние войны. Ни Сталин, ни Гитлер не были заинтересованы в судьбе Тельмана. Им нужно было лишь обеспечить, чтобы противоестественный пакт, который их министры иностранных дел заключили и подписали при весьма специфических и неповторимых условиях, не был отягощён или даже поставлен под угрозу такими «мелочами», как личная судьба Тельмана. Ни одна из сторон не могла быть заинтересована в преждевременной проверке прочности пакта посредством «прецедента». В этом отношении исторически ошибочным было и остаётся предположение, что пресловутого «щелчка пальцев» Сталина было бы достаточно для освобождения Тельмана.
До дня нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года Сталин и его помощник Молотов отчаянно пытались избежать всего, что Гитлер мог бы расценить как «провокацию». Это было одной из причин, по которой Молотов заставил главу Коминтерна Димитрова прекратить кампанию, посвящённую 55-летию Тельмана в конце марта 1941 года, и выдать ему соответствующую «рекомендацию». С началом войны Германии против Советского Союза Тельману пришлось осознать, что реальных шансов на освобождение больше нет. О величии человека Тельмана красноречиво свидетельствует тот факт, что даже в этой безнадёжной ситуации он не пожелал сделать заявление, которого неоднократно требовали его мучители, – признать свою несостоятельность как коммуниста и тем самым купить себе свободу.
Новая биография Тельмана только что опубликована берлинским историком доктором Рональдом Фридманом: «Если Москва этого захочет...» (Trafo Wissenschaftsverlag, 522 стр., твердый переплет, 44,80 евро).
nd-aktuell
